Фотомастер
Фотожурнал. Царство знания и тишины
Научно-исследовательскую станцию в Танзании населяют призраки былых надежд. А может, рано называть их былыми?
На вершине холма высоко в горах Усамбара на северо-востоке Танзании воспоминания словно обретают плоть. Современные постройки хаотично разбросаны в тропических зарослях. Среди местных видов флоры затесались европейские деревья и лекарственные травы, когда-то снабженные табличками с латинскими названиями. Своего часа заждались научные приборы и богатая библиотека.
Все, что осталось от научно-исследовательской станции Амани, – «картина будущего, нарисованная прошлым», изображение, словно застрявшее в машине времени. Эта сюрреалистичная картина и привела два года назад в Восточную Африку фотографа Евгению Арбугаеву. Она хотела запечатлеть всепроникающую ностальгию и воссоздать на снимках «атмосферу магического места».
Свою затею Арбугаева осуществляла в тесном сотрудничестве с Венцелем Гайслером, антропологом из Университета Осло. Вот уже несколько лет его команда – ученые, историки и художники из разных стран – разыскивает в джунглях старые исследовательские станции. Они слагают в пеструю мозаику воспоминания и чаяния тех, кто жил и работал на научных базах постколониальной эпохи.
Впрочем, Амани не какая-нибудь жалкая развалина. В штате числится 34 научных сотрудника – вахтеры, обслуживающий персонал, библиотекарь и пара лаборантов. Они не теряют надежды, что жизнь сюда еще вернется. «Амани хранит память о вере в могущество науки и прогресса, о мечтах, доставшихся в наследство жителям колоний, – говорит Гайслер. – Когда в начале восьмидесятых иссякло финансирование, вместе с ним угасли и мечты. Но их можно разжечь снова, в любой момент».
Мганга, рассказывает Евгения Арбугаева, любил показывать ей свои «воспоминания об Амани» – «спрятанные в джунглях водопады и любимые уголки, дома, где жили сотрудники-британцы», а еще эту коллекцию насекомых, которую они с Рейболдом собирали и изучали много лет.
Станция Амани была основана в конце XIX века – как немецкий ботанический сад и кофейная плантация. После Второй мировой войны она превратилась в Британский институт исследования малярии; с 1979 года – работала под эгидой Танзанийского национального института медицинских исследований.
Желая «передать дух и красоту этого места», Арбугаева провела много времени в прошлом – «в библиотеке, зарывшись в старые, пыльные книги по естествознанию и медицине, листая страницы при свечах». А еще – ходила по пятам за бывшим лаборантом, пенсионером Джоном Мганга.
«Он любил рассказывать мне всякие истории, – вспоминает Евгения. – И мечтать – воображать, что сталось с теми, кто когда-то здесь работал. Ему нравится осознавать себя частью чего-то значительного, частью науки. Он до сих пор скучает по Амани».
По словам Гайслера, Арбугаевой удалось облечь в запоминающиеся образы воспоминания сотрудников о былом укладе жизни. «Это помогает нам распознавать следы когда-то заведенного порядка, или, если хотите, идею прогресса там, где, как может показаться на первый взгляд, царят разруха и запустение», – говорит он. Ему вторит Арбугаева: «Я хочу поделиться тем, что видела сама, – тайным миром, который существовал давным-давно, а теперь живет лишь в воспоминаниях. Мне довелось повстречаться с людьми, которые до сих пор мечтают о нем. Я хочу, чтобы все смогли там побывать».
