Война против всех
18-летний Мохаммед приходит на маяк из-за открывающегося сверху красивого вида на руины Хамарвейна – когда-то процветавшего квартала, где он родился. Видны отсюда и развалины бывшего посольства США, роскошного отеля «Аль-Уруба», а также района Шангаани, где раньше было полно торговцев золотом и парфюмерией. Теперь посреди центральной улицы пасется коза, а дома вокруг медленно оседают и обрушиваются, погребая под собой людей, нашедших в них убежище.
А еще Мохаммеду прямо под маяком видны голые ребятишки, качающиеся на морских волнах на подобранных в мусорных кучах кусках пенопласта, и небольшая площадка, где он с друзьями когда-то играл в футбол. Но Мохаммеду больше нравится смотреть вдаль, на безмятежную гладь Индийского океана.
Мохаммед вырос в распавшейся стране. Он только родился, когда был свергнут последний президент Сомали Мохаммед Сиад Барре, и страна на целые десятилетия погрузилась в хаос. Юноша принадлежит к поколению, которое понятия не имеет о том, что такое стабильность. Северное побережье Сомали, которое выходит к Аденскому заливу и Индийскому океану, стало базой пиратов, которые промышляют на пути морских судов, курсирующих между Европой и Востоком.
Но внутри страны еще опаснее. Идут постоянные ожесточенные стычки между боевиками и правительственными войсками. В январе этого года ситуация усугубилась: эфиопские власти завершили вывод своих войск, введенных в Сомали в конце 2006 года под предлогом помощи Переходному федеральному правительству.
Начался хаос, привлекший новую волну террористов, нашедших в Сомали землю обетованную для всемирного джихада. Тогда страна заняла первое место в списке обанкротившихся государств. Отсутствие элементарной безопасности, продовольствия и надежд – вот реальность, в которой сомалийцы живут уже 18 лет. И они стали в массовом порядке покидать свои дома. Счастливчикам удается выехать из зоны конфликтов и добраться до лагерей беженцев в соседних Кении и Йемене или попасть в Сомалиленд – самопровозглашенную республику в северной части Сомали. Тем, кому повезло меньше (а таких сегодня уже больше миллиона), могут очутиться в лагерях для перемещенных лиц внутри страны.
Но есть и такие среди сомалийцев, кто предпочитает остаться в Могадишо, который на первый взгляд мало чем отличается от других африканских городов. Прилавки рынков ломятся от блестящих плодов манго, бананов и разнообразной мишуры, привезенной с Запада. На покрытых воронками от взорвавшихся снарядов улицах – полуразбитые машины, запряженные мулами повозки, бродят козы. Повсюду можно увидеть женщин в мусульманских платках, мальчишек, которые гоняются за футбольным мячом, и мужчин, постоянно жующих свой кат.
И все же среди развалин банков, храмов и отелей, смотрящих на океан, где некогда сновали прогулочные катера, вдруг осознаешь, что Могадишо не был обычным африканским городом – раньше он сверкал великолепием.
Из ближней мечети раздается призыв к молитве, напоминая, что уже почти пять часов пополудни. Вся внешняя жизнь Могадишо замирает. А прогуливаться по улицам сомалийской столицы в вечерние часы – значит искать себе на голову приключений. Перед тем как покинуть город, мы идем к маяку, где и встречаем Мохаммеда. «Мы не хотим уезжать из своей страны – говорит он нам. – Я не хочу стать беженцем».
Сомали словно создана для трудностей. Большая часть ее площади – 637 657 квадратных километров – суровая пустыня. С незапамятных времен жители Сомали вынуждены постоянно соперничать друг с другом из-за скудных ресурсов воды и пастбищ. Сомалийцы, одна из крупнейших этнических групп в Африке, традиционно занимаются разведением коз и верблюдов, исповедуют ислам и говорят на сомалийском языке. До наступления колониальной эры в конце XIX века они занимали большую часть Африканского Рога, включая нынешнее государство Джибути, северо-восточную Кению и восточные земли Эфиопии. Неудивительно, что у сомалийцев патриотизм сосуществует с бедуинским индивидуализмом.
Не в обычаях сомалийцев искать правды у правительства. Фактором, удерживающим страну в ее границах, была сложная клановая система. Пять главных кланов – дарод, дир, исхак, хавийя и раханвей – издавна правили разделенными между собой территориями. Внутри кланов существуют еще подкланы и «подподкланы» – некоторые из которых мирно уживаются и даже роднятся друг с другом.
Клановая система сдержек и противовесов начала распадаться с приходом европейцев. Британское правление на севере было мягче итальянского на юге. Итальянцы сильно политизировали сомалийскую иерархию, поощряя лояльных старейшин и наказывая строптивых, а также контролируя торговлю. Традиционные, формировавшиеся веками механизмы урегулирования конфликтов перестали работать.
В 1960 году, когда колониальные державы покинули страну, сомалийский народ на патриотическом подъеме попытался объединиться. Британская и итальянская части создали конфедерацию. Но вскоре начались клановые распри, чем воспользовался, придя в 1969 году к власти, генерал Мохаммед Сиад Барре из клана дарод. Его правление отличалось жестокостью, но многие сомалийцы с ностальгией вспоминают те стабильные времена. Генерал публично запретил кланы, пропагандировал преимущества социализма перед племенными обычаями и отобрал у старейшин судебную власть. Но на деле Барре проводил политику «разделяй и властвуй», тем самым обостряя межклановые противоречия. Одновременно он флиртовал то с СССР, то с США, запасаясь оружием. Безрассудная война с Эфиопией ослабила положение генерала, и в 1991 году боевики клана хавийя изгнали Барре из Могадишо. Уставший от бандитских разборок сомалийский народ получил надежду на лучшее будущее.
Но прошло 18 лет, и ничего не изменилось. Мохаммед был еще ребенком, когда в 1991 году война между соперничавшими кланами дошла до его квартала Хамарвейн. «Четыре месяца кровопролитные бои шли прямо здесь, на наших улицах, – вспоминает он рассказы родителей. – Не было еды. Все боялись». Именно тогда шрапнель попала в дом Мохаммеда, тяжело ранив отца. Всей семьей они двинулись на попутной машине на север, в Харгейсу в Сомалиленде и оставались там три месяца. А вернувшись в Могадишо, обнаружили, что Хамарвейн полностью разрушен.
«Нам пришлось все начинать сначала», – говорит Мохаммед. Поскольку отец больше не мог работать, мальчик взялся чистить на улице обувь прохожим. Однако мать настояла, чтобы он пошел в школу. Они кое-как сводили концы с концами благодаря помощи тетки из Саудовской Аравии. Когда несколько лет назад лучший друг Мохаммеда был убит снарядом на улице, он только и думал об этом. Но бросив школу и став рыбаком, теперь сам вынужден рисковать, возя свой улов на продажу в район, захваченный боевиками «Аль-Шабааб».
В душах сомалийцев господствует страх, но те, кто приезжает сюда, странным образом его не чувствуют. Им кажется, что опасность где-то там, не очень близко – пока она не настигает их самих. На четвертый день моего пребывания в Могадишо просыпаюсь в шесть утра от взрывов и спускаюсь в холл. Там в кресле-качалке хозяин гостиницы безмятежно попивает свой кофе. Когда я усаживаюсь рядом, он спрашивает, понравилась ли мне рыба, которую подавали за ужином. Мы заводим разговор о его детях, которые эмигрировали в США. О власти и разведке Сиада Барре. («Другого такого нет и не будет!») О Бараке Обаме, о пасте, которой хозяин наслаждался в итальянском городе Бергамо, о его бизнесе в Дубае – и совсем чуть-чуть о сегодняшних взрывах. Эти снаряды запускали боевики, а после началась перестрелка в центре города.
Два дня назад мы навещали в госпитале Могадишо женщин, пострадавших от минного взрыва на улице Мака-аль-Мукарама: все они сильно обожжены, а некоторым оторвало руку или ногу. Госпиталь переполнен. Полы и стены испачканы кровью. Искалеченные люди лежат на носилках в узких коридорах и у входа.
Пока люди гибнут от пуль, правительственные чиновники без тени смущения заверяют нас, что контролируют ситуацию. «Все изменилось. Народ теперь уже ненавидит “Аль- Шабааб”», – говорит Абдифита Ибрагим Шавеи, заместитель губернатора по безопасности в Могадишо, мужчина с детским лицом. Его отец был убит в вооруженном столкновении два года назад. «Конечно, осталось еще много очагов стычек между правительственными войсками и формированиями боевиков, – признается командующий национальной армией Сома- ли Юсуф Думаль и добавляет: – Но во многих частях страны нас поддерживает население».
Он перечисляет несколько районов, включив туда и полуавтономный северо-восточный регион Пунтленд, где вовсю, насколько нам известно, хозяйничают пираты. В тот же день после полудня, когда мы ехали по одному из «контролируемых» районов, чуть ли не на наших глазах застрелили полицейского.
Когда Эфиопия в начале года вывела свои войска, опять забрезжила надежда, что в Сомали наступит мир. Новый состав Переходного федерального правительства, куда вошли умеренные исламисты, опирался на широкие слои населения. Но «Аль-Шабааб» вместе с экстремистской организацией – «Хизб-уль-Ислаами» захватила большую часть Центрального и Южного Сомали. К июню войска правительства контролировали всего 7 из 18 кварталов Могадишо. В боях они потеряли более 200 человек, тысячи солдат спасались бегством.
Можно ли покончить с насилием в Сомали? Ответ на этот вопрос надо искать на севере страны, в Сомалиленде, жители которого ничем не отличаются от остальных сомалийцев. Столица Сомалиленда – Харгейса – с разбомбленными улицами, грудами мусора повсюду и лагерями беженцев напоминает недавно потерпевший крушение корабль. Но есть здесь две вещи, которых нет в Могадишо. Во-первых, идет бурное строительство новых отелей, ресторанов и бизнес-центров. А во-вторых, повсюду пункты обмена валюты, где без всякой охраны сидят женщины, а рядом на столике возвышаются аккуратные пачки банкнот.
О Сомалиленде в мире мало кто вспоминает, все внимание сосредоточено на южной части страны. «Я всем задаю один и тот же вопрос, когда приезжаю в Европу или США, – говорит президент Дахир Райале Кахин. – Почему успешный Сомалиленд не находит поддержки международного сообщества, а Сомали получает огромную помощь, которая не дает никакого результата? Никто не может ответить мне на этот вопрос». Более того, все считают, что Сомалиленд должен объединиться с Сомали. Президент с этим не согласен. «Мечты о Большом Сомали – пустые. Нам надо просто остаться хорошими соседями», – считает он.
А что думают остальные сомалийцы? Худощавый юноша 22 лет, торгующий газировкой и мороженым в рыночной палатке на юге Могадишо, машет нам в знак приветствия, когда мы проезжаем мимо. Этот молодой человек, который предпочел не называть своего имени, – один из командиров группировки «Аль-Шабааб». Он, как и другие командиры, первоначально состоял в «Союзе исламских судов».
Это повстанческое объединение пыталось установить свой контроль над южной частью Сомали в 2006 году. Радикализация «Союза исламских судов», главной целью которого стало создание сомалийского халифата, и послужила формальным поводом для вторжения в Сомали армии соседней Эфиопии при поддержке американцев. Союз тогда был разгромлен, и к власти пришло Переходное федеральное правительство. Недолгое правление «Союза исламских судов» было по большей части мирным. Чего не скажешь о его отпрыске – «Аль-Шабааб», настроенном куда более воинственно и, по слухам, связанном с «Аль-Каидой».
Одно время этот молодой человек командовал 120 моджахедами. «Сейчас их у меня около 70, – рассказал он нам. – Остальные или покинули страну, или в раю». Главная цель «Аль-Шабааб» – создание исламского государства. «Мы будем бороться до конца. Нам не нужна демократия. Дайте нам действовать в соответствии с нашими представлениями о чести, и мы наведем порядок в Сомали», – говорит этот сомалийский боевик, в свободное время торгующий мороженым.
Он рассказал о том, как когда-то главный лидер «Аль-Шабааб» Аден Хаши Айро (позднее убитый американской авиацией за его связи с «Аль-Каидой») лично учил его готовить наземные мины. На вопрос, где «Аль-Шабааб» достает боеприпасы, он признался, что многое куплено за границей, в Кении. И еще добавил: «Раньше мы получали поддержку от Эритреи, она готова поддерживать нас и дальше. Но по суше перевозить оружие невозможно». Решить эту проблему можно, лишь захватив южный порт Кисмайо. За контроль над ним между правительством и боевиками сегодня идет настоящая война. Буквально через час мы узнали, что экстремистам удалось взять Кисмайо – теперь у них будет много оружия и боеприпасов.
Судьба рыбака Мохаммеда тоже определилась. Боевики «Аль-Шабааб» сделали ему предложение: аванс американскими долларами, если он присоединится к их организации. Каждый месяц, сказали они ему, тебе будут платить такую же сумму за твои услуги. Мохаммед не сказал «да». Но и «нет» он не сказал. Юноша поделился этой новостью со своей семьей. Годами их еда состояла лишь из рыбы и кукурузы. Обещанное жалованье могло многое изменить. Когда вокруг ад, «Аль-Шабааб» становится лучшим работодателем – это хоть какая-то перспектива.
Несколько недель семья просчитывала все за и против. Самого Мохаммеда тоже раздирали противоречивые чувства. Ведь многие из его друзей, вступившие в «Аль-Шабааб», были депортированы, сидят в тюрьмах или убиты. И именно этот факт – а не моральные убеждения – перевесил чашу весов. «Если к ним присоединиться, потом можно и не выбраться. Твои друзья, согласившиеся на них работать, не вернулись домой. Поэтому лучше уж тебе рыбачить», – вынес свой вердикт отец Мохаммеда.
Вокруг нас убивали каждый день. И мы сами оказались в опасности на восьмой день пребывания в Сомали. В субботу утром на двух джипах с вооруженной охраной мы поехали на юг, в прибрежный город Марка. 100-километровая дорога туда почти целиком контролируется боевиками «Аль-Шабааб». Через несколько месяцев они захватят Марку и большинство других городов Южного и Центрального Сомали. Наш посредник еще до поездки вел долгие переговоры с повстанцами. Правительственная охрана сопровождает нас до границ Могадишо, затем их должны будут сменить люди из «Аль-Шабааб». Все это стоило денег, которыми, по счастью, мы располагали.
Двум журналистам из Австралии и Канады, ехавшим на машине за несколько километров позади нас, повезло меньше. Они уговорили своего проводника доставить их в лагерь для перемещенных лиц в 26 километрах от Могадишо, по той же дороге, которой следовали и мы. Услуги охранников правительства они оплатили, а вот охраны от боевиков на последних километрах к лагерю беженцев у них не было. И эта ошибка оказалась роковой. Через полчаса пути наш проводник сообщил нам, что журналисты не отвечают на его звонки. Их довезли до контрольно-пропускного пункта на границе города, но в лагерь для перемещенных лиц они так и не прибыли. Их похитили. И, скорее всего, за каждого потребуют выкуп в миллион долларов.
Мы проводим вечер в пансионе в Марке. Ехать назад в Могадишо по тому же маршруту опасно, но эта дорога – единственная. В Марке нам предлагают воспользоваться отрядом из десяти хорошо вооруженных молодых людей, связанных с «Аль-Шабааб». Они готовы сопровождать нас до Могадишо за 500 долларов, а там уже правительственная охрана доставит нас в отель и затем в аэропорт.
На следующее утро мы покидаем пансион и едем через весь город в сопровождении грузовика с десятком парней в ремнях с боеприпасами, вооруженных автоматами М16 и Калашникова, огромным, прикрепленным к полу вращающимся пулеметом в кузове. Минуем рынок и выезжаем на пляж. Волны бьют по шинам, грузовик то и дело застревает в песке, и нашим охранникам приходится выпрыгивать из машины, чтобы подтолкнуть ее. Меня не оставляет мысль о том, что эти люди могли бы легко присвоить наши 500 долларов и захватить нас в заложники.
Преодолев примерно четверть пути, мы вдруг обнаружили, что пляжа больше нет. Вместо него грунтовая дорога в город, который когда-то славился как курорт. Сейчас он в руках исламских экстремистов. По мере того как мы въезжаем в Гендерше с его ухоженными каменными домами, дорога сужается, и на ней вдруг появляются несколько мужчин. Они приказывают нашим охранникам выключить в машине музыку. Увидев двух гаало (неверных), они широко раскрыли глаза от удивления. Но поскольку некоторые из наших проводников знакомы с исламскими старейшинами, через несколько минут мы продолжаем путь и едем на другой конец города, где поднимается шлагбаум контрольно-пропускного пункта. Нам разрешено проехать. В отеле нас радостно обнимают служащие. Пришел попрощаться с нами и Мохаммед.
Аэропорт Могадишо забит пассажирами, многие из них с большими чемоданами – они надолго покидают страну. Все опять смотрят на нас, гаало, и я забеспокоился: не ожидает ли нас под конец еще один сюрприз. Так оно и есть. Один за другим сомалийцы подходят и жмут нам руки. И говорят, как они сожалеют о том, что случилось с другими журналистами. Все это печально, и они надеются, что мы расскажем об этом всему миру. Сегодня те двое журналистов, несмотря на усилия дипломатов, все еще в плену. А народ Сомали по-прежнему ждет мира на своей земле.
Мохаммед вырос в распавшейся стране. Он только родился, когда был свергнут последний президент Сомали Мохаммед Сиад Барре, и страна на целые десятилетия погрузилась в хаос. Юноша принадлежит к поколению, которое понятия не имеет о том, что такое стабильность. Северное побережье Сомали, которое выходит к Аденскому заливу и Индийскому океану, стало базой пиратов, которые промышляют на пути морских судов, курсирующих между Европой и Востоком.
Но внутри страны еще опаснее. Идут постоянные ожесточенные стычки между боевиками и правительственными войсками. В январе этого года ситуация усугубилась: эфиопские власти завершили вывод своих войск, введенных в Сомали в конце 2006 года под предлогом помощи Переходному федеральному правительству.
Начался хаос, привлекший новую волну террористов, нашедших в Сомали землю обетованную для всемирного джихада. Тогда страна заняла первое место в списке обанкротившихся государств. Отсутствие элементарной безопасности, продовольствия и надежд — вот реальность, в которой сомалийцы живут уже 18 лет. И они стали в массовом порядке покидать свои дома. Счастливчикам удается выехать из зоны конфликтов и добраться до лагерей беженцев в соседних Кении и Йемене или попасть в Сомалиленд — самопровозглашенную республику в северной части Сомали. Тем, кому повезло меньше (а таких сегодня уже больше миллиона), могут очутиться в лагерях для перемещенных лиц внутри страны.
Но есть и такие среди сомалийцев, кто предпочитает остаться в Могадишо, который на первый взгляд мало чем отличается от других африканских городов. Прилавки рынков ломятся от блестящих плодов манго, бананов и разнообразной мишуры, привезенной с Запада. На покрытых воронками от взорвавшихся снарядов улицах — полуразбитые машины, запряженные мулами повозки, бродят козы. Повсюду можно увидеть женщин в мусульманских платках, мальчишек, которые гоняются за футбольным мячом, и мужчин, постоянно жующих свой кат.
И все же среди развалин банков, храмов и отелей, смотрящих на океан, где некогда сновали прогулочные катера, вдруг осознаешь, что Могадишо не был обычным африканским городом — раньше он сверкал великолепием.
Из ближней мечети раздается призыв к молитве, напоминая, что уже почти пять часов пополудни. Вся внешняя жизнь Могадишо замирает. А прогуливаться по улицам сомалийской столицы в вечерние часы — значит искать себе на голову приключений. Перед тем как покинуть город, мы идем к маяку, где и встречаем Мохаммеда. «Мы не хотим уезжать из своей страны — говорит он нам. — Я не хочу стать беженцем».
Сомали словно создана для трудностей. Большая часть ее площади — 637 657 квадратных километров — суровая пустыня. С незапамятных времен жители Сомали вынуждены постоянно соперничать друг с другом из-за скудных ресурсов воды и пастбищ. Сомалийцы, одна из крупнейших этнических групп в Африке, традиционно занимаются разведением коз и верблюдов, исповедуют ислам и говорят на сомалийском языке. До наступления колониальной эры в конце XIX века они занимали большую часть Африканского Рога, включая нынешнее государство Джибути, северо-восточную Кению и восточные земли Эфиопии. Неудивительно, что у сомалийцев патриотизм сосуществует с бедуинским индивидуализмом.
Не в обычаях сомалийцев искать правды у правительства. Фактором, удерживающим страну в ее границах, была сложная клановая система. Пять главных кланов — дарод, дир, исхак, хавийя и раханвей — издавна правили разделенными между собой территориями. Внутри кланов существуют еще подкланы и «подподкланы» — некоторые из которых мирно уживаются и даже роднятся друг с другом.
Клановая система сдержек и противовесов начала распадаться с приходом европейцев. Британское правление на севере было мягче итальянского на юге. Итальянцы сильно политизировали сомалийскую иерархию, поощряя лояльных старейшин и наказывая строптивых, а также контролируя торговлю. Традиционные, формировавшиеся веками механизмы урегулирования конфликтов перестали работать.
В 1960 году, когда колониальные державы покинули страну, сомалийский народ на патриотическом подъеме попытался объединиться. Британская и итальянская части создали конфедерацию. Но вскоре начались клановые распри, чем воспользовался, придя в 1969 году к власти, генерал Мохаммед Сиад Барре из клана дарод. Его правление отличалось жестокостью, но многие сомалийцы с ностальгией вспоминают те стабильные времена. Генерал публично запретил кланы, пропагандировал преимущества социализма перед племенными обычаями и отобрал у старейшин судебную власть. Но на деле Барре проводил политику «разделяй и властвуй», тем самым обостряя межклановые противоречия. Одновременно он флиртовал то с СССР, то с США, запасаясь оружием. Безрассудная война с Эфиопией ослабила положение генерала, и в 1991 году боевики клана хавийя изгнали Барре из Могадишо. Уставший от бандитских разборок сомалийский народ получил надежду на лучшее будущее.
Но прошло 18 лет, и ничего не изменилось. Мохаммед был еще ребенком, когда в 1991 году война между соперничавшими кланами дошла до его квартала Хамарвейн. «Четыре месяца кровопролитные бои шли прямо здесь, на наших улицах, — вспоминает он рассказы родителей. — Не было еды. Все боялись». Именно тогда шрапнель попала в дом Мохаммеда, тяжело ранив отца. Всей семьей они двинулись на попутной машине на север, в Харгейсу в Сомалиленде и оставались там три месяца. А вернувшись в Могадишо, обнаружили, что Хамарвейн полностью разрушен.
«Нам пришлось все начинать сначала», — говорит Мохаммед. Поскольку отец больше не мог работать, мальчик взялся чистить на улице обувь прохожим. Однако мать настояла, чтобы он пошел в школу. Они кое-как сводили концы с концами благодаря помощи тетки из Саудовской Аравии. Когда несколько лет назад лучший друг Мохаммеда был убит снарядом на улице, он только и думал об этом. Но бросив школу и став рыбаком, теперь сам вынужден рисковать, возя свой улов на продажу в район, захваченный боевиками «Аль-Шабааб».
В душах сомалийцев господствует страх, но те, кто приезжает сюда, странным образом его не чувствуют. Им кажется, что опасность где-то там, не очень близко — пока она не настигает их самих. На четвертый день моего пребывания в Могадишо просыпаюсь в шесть утра от взрывов и спускаюсь в холл. Там в кресле-качалке хозяин гостиницы безмятежно попивает свой кофе. Когда я усаживаюсь рядом, он спрашивает, понравилась ли мне рыба, которую подавали за ужином. Мы заводим разговор о его детях, которые эмигрировали в США. О власти и разведке Сиада Барре. («Другого такого нет и не будет! ») О Бараке Обаме, о пасте, которой хозяин наслаждался в итальянском городе Бергамо, о его бизнесе в Дубае — и совсем чуть-чуть о сегодняшних взрывах. Эти снаряды запускали боевики, а после началась перестрелка в центре города.
Два дня назад мы навещали в госпитале Могадишо женщин, пострадавших от минного взрыва на улице Мака-аль-Мукарама: все они сильно обожжены, а некоторым оторвало руку или ногу. Госпиталь переполнен. Полы и стены испачканы кровью. Искалеченные люди лежат на носилках в узких коридорах и у входа.
Пока люди гибнут от пуль, правительственные чиновники без тени смущения заверяют нас, что контролируют ситуацию. «Все изменилось. Народ теперь уже ненавидит «Аль- Шабааб"», — говорит Абдифита Ибрагим Шавеи, заместитель губернатора по безопасности в Могадишо, мужчина с детским лицом. Его отец был убит в вооруженном столкновении два года назад. «Конечно, осталось еще много очагов стычек между правительственными войсками и формированиями боевиков, — признается командующий национальной армией Сома- ли Юсуф Думаль и добавляет: — Но во многих частях страны нас поддерживает население».
Он перечисляет несколько районов, включив туда и полуавтономный северо-восточный регион Пунтленд, где вовсю, насколько нам известно, хозяйничают пираты. В тот же день после полудня, когда мы ехали по одному из «контролируемых» районов, чуть ли не на наших глазах застрелили полицейского.
Когда Эфиопия в начале года вывела свои войска, опять забрезжила надежда, что в Сомали наступит мир. Новый состав Переходного федерального правительства, куда вошли умеренные исламисты, опирался на широкие слои населения. Но «Аль-Шабааб» вместе с экстремистской организацией — «Хизб-уль-Ислаами» захватила большую часть Центрального и Южного Сомали. К июню войска правительства контролировали всего 7 из 18 кварталов Могадишо. В боях они потеряли более 200 человек, тысячи солдат спасались бегством.
Можно ли покончить с насилием в Сомали? Ответ на этот вопрос надо искать на севере страны, в Сомалиленде, жители которого ничем не отличаются от остальных сомалийцев. Столица Сомалиленда — Харгейса — с разбомбленными улицами, грудами мусора повсюду и лагерями беженцев напоминает недавно потерпевший крушение корабль. Но есть здесь две вещи, которых нет в Могадишо. Во-первых, идет бурное строительство новых отелей, ресторанов и бизнес-центров. А во-вторых, повсюду пункты обмена валюты, где без всякой охраны сидят женщины, а рядом на столике возвышаются аккуратные пачки банкнот.
О Сомалиленде в мире мало кто вспоминает, все внимание сосредоточено на южной части страны. «Я всем задаю один и тот же вопрос, когда приезжаю в Европу или США, — говорит президент Дахир Райале Кахин. — Почему успешный Сомалиленд не находит поддержки международного сообщества, а Сомали получает огромную помощь, которая не дает никакого результата? Никто не может ответить мне на этот вопрос». Более того, все считают, что Сомалиленд должен объединиться с Сомали. Президент с этим не согласен. «Мечты о Большом Сомали — пустые. Нам надо просто остаться хорошими соседями», — считает он.
А что думают остальные сомалийцы? Худощавый юноша 22 лет, торгующий газировкой и мороженым в рыночной палатке на юге Могадишо, машет нам в знак приветствия, когда мы проезжаем мимо. Этот молодой человек, который предпочел не называть своего имени, — один из командиров группировки «Аль-Шабааб». Он, как и другие командиры, первоначально состоял в «Союзе исламских судов».
Это повстанческое объединение пыталось установить свой контроль над южной частью Сомали в 2006 году. Радикализация «Союза исламских судов», главной целью которого стало создание сомалийского халифата, и послужила формальным поводом для вторжения в Сомали армии соседней Эфиопии при поддержке американцев. Союз тогда был разгромлен, и к власти пришло Переходное федеральное правительство. Недолгое правление «Союза исламских судов» было по большей части мирным. Чего не скажешь о его отпрыске — «Аль-Шабааб», настроенном куда более воинственно и, по слухам, связанном с «Аль-Каидой».
Одно время этот молодой человек командовал 120 моджахедами. «Сейчас их у меня около 70, — рассказал он нам. — Остальные или покинули страну, или в раю». Главная цель «Аль-Шабааб» — создание исламского государства. «Мы будем бороться до конца. Нам не нужна демократия. Дайте нам действовать в соответствии с нашими представлениями о чести, и мы наведем порядок в Сомали», — говорит этот сомалийский боевик, в свободное время торгующий мороженым.
Он рассказал о том, как когда-то главный лидер «Аль-Шабааб» Аден Хаши Айро (позднее убитый американской авиацией за его связи с «Аль-Каидой») лично учил его готовить наземные мины. На вопрос, где «Аль-Шабааб» достает боеприпасы, он признался, что многое куплено за границей, в Кении. И еще добавил: «Раньше мы получали поддержку от Эритреи, она готова поддерживать нас и дальше. Но по суше перевозить оружие невозможно». Решить эту проблему можно, лишь захватив южный порт Кисмайо. За контроль над ним между правительством и боевиками сегодня идет настоящая война. Буквально через час мы узнали, что экстремистам удалось взять Кисмайо — теперь у них будет много оружия и боеприпасов.
Судьба рыбака Мохаммеда тоже определилась. Боевики «Аль-Шабааб» сделали ему предложение: аванс американскими долларами, если он присоединится к их организации. Каждый месяц, сказали они ему, тебе будут платить такую же сумму за твои услуги. Мохаммед не сказал «да». Но и «нет» он не сказал. Юноша поделился этой новостью со своей семьей. Годами их еда состояла лишь из рыбы и кукурузы. Обещанное жалованье могло многое изменить. Когда вокруг ад, «Аль-Шабааб» становится лучшим работодателем — это хоть какая-то перспектива.
Несколько недель семья просчитывала все за и против. Самого Мохаммеда тоже раздирали противоречивые чувства. Ведь многие из его друзей, вступившие в «Аль-Шабааб», были депортированы, сидят в тюрьмах или убиты. И именно этот факт — а не моральные убеждения — перевесил чашу весов. «Если к ним присоединиться, потом можно и не выбраться. Твои друзья, согласившиеся на них работать, не вернулись домой. Поэтому лучше уж тебе рыбачить», — вынес свой вердикт отец Мохаммеда.
Вокруг нас убивали каждый день. И мы сами оказались в опасности на восьмой день пребывания в Сомали. В субботу утром на двух джипах с вооруженной охраной мы поехали на юг, в прибрежный город Марка. 100-километровая дорога туда почти целиком контролируется боевиками «Аль-Шабааб». Через несколько месяцев они захватят Марку и большинство других городов Южного и Центрального Сомали. Наш посредник еще до поездки вел долгие переговоры с повстанцами. Правительственная охрана сопровождает нас до границ Могадишо, затем их должны будут сменить люди из «Аль-Шабааб». Все это стоило денег, которыми, по счастью, мы располагали.
Двум журналистам из Австралии и Канады, ехавшим на машине за несколько километров позади нас, повезло меньше. Они уговорили своего проводника доставить их в лагерь для перемещенных лиц в 26 километрах от Могадишо, по той же дороге, которой следовали и мы. Услуги охранников правительства они оплатили, а вот охраны от боевиков на последних километрах к лагерю беженцев у них не было. И эта ошибка оказалась роковой. Через полчаса пути наш проводник сообщил нам, что журналисты не отвечают на его звонки. Их довезли до контрольно-пропускного пункта на границе города, но в лагерь для перемещенных лиц они так и не прибыли. Их похитили. И, скорее всего, за каждого потребуют выкуп в миллион долларов.
Мы проводим вечер в пансионе в Марке. Ехать назад в Могадишо по тому же маршруту опасно, но эта дорога — единственная. В Марке нам предлагают воспользоваться отрядом из десяти хорошо вооруженных молодых людей, связанных с «Аль-Шабааб». Они готовы сопровождать нас до Могадишо за 500 долларов, а там уже правительственная охрана доставит нас в отель и затем в аэропорт.
На следующее утро мы покидаем пансион и едем через весь город в сопровождении грузовика с десятком парней в ремнях с боеприпасами, вооруженных автоматами М16 и Калашникова, огромным, прикрепленным к полу вращающимся пулеметом в кузове. Минуем рынок и выезжаем на пляж. Волны бьют по шинам, грузовик то и дело застревает в песке, и нашим охранникам приходится выпрыгивать из машины, чтобы подтолкнуть ее. Меня не оставляет мысль о том, что эти люди могли бы легко присвоить наши 500 долларов и захватить нас в заложники.
Преодолев примерно четверть пути, мы вдруг обнаружили, что пляжа больше нет. Вместо него грунтовая дорога в город, который когда-то славился как курорт. Сейчас он в руках исламских экстремистов. По мере того как мы въезжаем в Гендерше с его ухоженными каменными домами, дорога сужается, и на ней вдруг появляются несколько мужчин. Они приказывают нашим охранникам выключить в машине музыку. Увидев двух гаало (неверных), они широко раскрыли глаза от удивления. Но поскольку некоторые из наших проводников знакомы с исламскими старейшинами, через несколько минут мы продолжаем путь и едем на другой конец города, где поднимается шлагбаум контрольно-пропускного пункта. Нам разрешено проехать. В отеле нас радостно обнимают служащие. Пришел попрощаться с нами и Мохаммед.
Аэропорт Могадишо забит пассажирами, многие из них с большими чемоданами — они надолго покидают страну. Все опять смотрят на нас, гаало, и я забеспокоился: не ожидает ли нас под конец еще один сюрприз. Так оно и есть. Один за другим сомалийцы подходят и жмут нам руки. И говорят, как они сожалеют о том, что случилось с другими журналистами. Все это печально, и они надеются, что мы расскажем об этом всему миру. Сегодня те двое журналистов, несмотря на усилия дипломатов, все еще в плену. А народ Сомали по-прежнему ждет мира на своей земле.
