«Этот сруб уже полвека стоит». Школа как декорация к советскому фильму

В октябре на марийских проселочных дорогах оживленно: вереницы машин и людей тянутся к Священным рощам. Воздух наполняется дымом костров; под руководством картов — опытных жрецов — верующие молятся и совершают жертвоприношения. На одном из молений я наблюдаю, как местный карт Григорий Иванов готовит к ритуалу гуся: вот он поливает птице голову и спину водой, гусь вытягивается во весь рост и расправляет крылья — это знак, что боги примут жертву. На бревнах сидят дети и с интересом наблюдают за происходящим. Завершив ритуал, Григорий рассказывает мне про свою семью и родную деревню Сардаял: «Это самый край нашей республики. Ты же там еще не был? Тогда сегодня ночуешь у меня, а завтра поеду тебя знакомить с родиной. Самое интересное там — наша школа. Ей уже больше 130 лет!»
Рано утром Григорий разбудил меня: «Собирайся. Нас уже ждет Платон». Выйдя во двор, около зеленого фургончика вижу коренастого мужчину лет сорока пяти. Платон — предприниматель, у него несколько продуктовых магазинчиков в разных деревнях, в том числе и в его родном Сардаяле. Заезжаем еще за одним попутчиком — пожилым мужчиной с ярко-голубыми глазами — и в путь. Лавируя между ямами на асфальтовой дороге, мы едем на юго-восток вдоль полей и лесов, мимо деревень с марийскими и русскими названиями. Григорий и Платон коротают время в пути, делясь воспоминаниями, они оба — выпускники сельской школы и в разговорах то и дело возвращаются к ней.


«В республике это, наверное, одна из самых старых школ — открылась она в 1884 году, — рассказывает Платон. — Сначала было только два класса с единственным учителем. С 1909 года школа стала „четырехкомплектной“, еще через 20 лет появился пятый класс. Для продолжения обучения нужно было идти в соседнюю деревню, и многие бросали учебу. Но в 1935-м открылся шестой класс, а через год школа стала семилеткой. Перед войной на 150 учеников приходилось восемь учителей».
Мой попутчик сыплет фактами — начиная от истории школы, заканчивая бытовыми проблемами вроде «крыша опять течет». Поразительная осведомленность объясняется просто: директор школы — жена Платона. В разговор вступает голубоглазый старик. Степан Степанович тоже родом из Сардаяла, при нем строили нынешнее здание школы: «В старом здании даже света не было, при лампах-керосинках занимались. Еще до революции до соседней деревни Дружино хотели железную дорогу провести, но не стали, и школе отдали сруб, который предназначался для станции. Почти год работа шла! Помню, как 1 сентября 1961 года отмечали открытие. Отмечали очень… коллективно». Последнее слово Степан Степанович выделяет мхатовской паузой и характерным марийским оканьем. Его биография вращается вокруг родной деревни — после школы работал трактористом, дослужился до главного инженера. «Мы школьниками все успевали — и работать, и учиться, и хулиганить, — пускается он в воспоминания. — Как зима, у нас хоккей: клюшки деревянные, вместо шайбы кусок льда или навоз конский смерзшийся — и гоняем дотемна, пока родители загонять не начнут. Но и работы, конечно, много было. Сентябрь — это картошка. В поле гектаров 50–60 посадят, а мы собирали, у каждого свой участок был. Для школы дрова заготавливали. В каждом классе печка стояла. Вечером надо было готовые дрова по классам разнести, чтобы к началу занятий уже тепло было. Помню, как колодец копали и, когда до воды дошли, нашли там рыбку. Получается, что на месте, где школа, — подземное озеро или река».
…Через пару часов тряски по марийским дорогам мы въезжаем в Сардаял. Деревня приютилась на границе двух республик: с трех сторон ее обступает Татарстан, до него отсюда километр-полтора. В Сардаяле испокон веков жили язычники. В эти далекие лесистые края священники просто не доходили, как результат — в округе долгое время не было церквей, зато здесь есть пять Священных рощ.
Платон рассказывает о происхождении топонима. Сарда — название реки, на которой стоит деревня, — в переводе с удмуртского «сныть», слово «ял» значит, собственно, «деревня». Здесь, как принято у марийцев, почти у всего есть имена. В Сардаяле вам каждый объяснит, где находится источник Макар-помаш («помаш» — родник) и овраг Оляна-корем («корем» — овраг), названный в честь женщины, жившей рядом. Давно уж нет ни самой Оляны, ни ее дома, а название осталось. В деревне семь улиц и около 500 жителей на 150 дворов — Сардаял всегда был одной из самых больших деревень в округе.
Перемахнув через узенькую Сарду, сворачиваем направо, и вскоре перед нами предстает здание школы — длинная изба, перед которой разбит огород. Позади избы — огромная куча угля и футбольное поле. «Когда мы были школьниками, просто бредили футболом, — говорит Платон, пока мы обходим здание. — После уроков у поля выстраивалась очередь из желающих поиграть. У нас даже местная звезда была — Андрей по кличке Марадона, его вообще обыграть никто не мог. Мечтал профессиональным футболистом стать, поступить в футбольную школу „Дружба“, в Йошкар-Оле, но родители не отдали. Так скотником всю жизнь и проработал».
Мы заходим в школу. Окончания урока я дожидаюсь в длинном коридоре. В одном его конце, между запасным выходом и раздевалкой, разместился школьный музей: сквозь щель в двери видны пионерские знамена. В другом — мастерская, а за ней проход в спортивный зал. По центру коридора огромные филенчатые двери, над ними плакат: «Школа — главный твой причал и начало всех начал». Бирюзовая краска стен, плакаты, резьба на наличниках и дверях, скрипучие половые доски… Удивительно, но ни одна деталь, ни один предмет интерьера не выбивается из общей гармоничной картины.
Звонок, перемена. Коридор заполняется смехом и топотом, голоса сливаются в единый хор. Из мастерской выходят две девочки, класс шестой-седьмой. Поверх школьной формы с кружевными воротничками и манжетами — льняные фартуки, волосы убраны под пилотку, тоже льняную. Знакомлюсь с ними и прошу разрешения сфотографировать. Девочки встают рядом и просто, без всякого позерства, смотрят в объектив. «Щелк» — и они убегают назад в мастерскую. Позже меня поразит это простое и естественное отношение детей к просьбам сделать фотопортрет. Поза, выражение лица, наклон головы — все складывалось само собой, без моего участия.
В коридоре сталкиваюсь с учителем. Среднего роста, лет сорока, в спортивном костюме и со свистком на шее. Знакомимся. Владимир Альбертович преподает труд и физкультуру. Нас перебивает младшеклассник с учебником Happy English под мышкой: «Владимир Альбертыч, где будет английский?». Учитель указывает на мастерскую — и поясняет мне: кабинетов в школе не хватает. Это еще одна причина, по которой и учителя, и ученики так ждут строительства нового здания.
Перемена подходит к концу, и тут в коридоре появляется Платон, машет рукой: меня ждет директор.
В кабинете у Полины Владимировны Сорокиной на удивление тесно. Шкаф с бумагами вдоль стены, вешалка, рабочий стол, два стула и маленькая печка, в углу — сейф, на нем букет цветов. «В 70-е годы здесь был кабинет киномеханика, — говорит директор. — Фильмы проецировались в соседний класс через окно в стене. В основном учебные фильмы, но иногда и „Чапаева“ показывали…»
Идем в школьный музей. На стендах — портреты учеников разных десятилетий, фотографии школьного хора, сбор урожая в поле. Старые снимки местами выцвели. «Жизнь теперь совсем другая. Я не только про школу говорю — про деревню в целом, — сетует Полина Владимировна. — Работы нет, молодежь уезжает в Москву, в Казань… Вся деревенская жизнь на работе стоит, как дом на фундаменте. У нас его забрали, вот дом и разваливается. Мы еще помним то время, когда сельское хозяйство было живо». Платон согласно кивает: за последние 20 лет в деревне разве что газ провели, да и то до школы не дотянули. «А ведь именно школа держит теперь деревню: рабочие места тут, дети на виду, в безопасности, — добавляет директор. — Учителя все об учениках знают: как живут, какая семья. Возможно, школа — последнее, что нас всех тут объединяет».
Звонок, перемена. Пробегающие по коридору ребята, похоже, уже знают, что к ним приехал журналист: «Приходите к нам на физкультуру, будем с Альбертычем в баскетбол играть!»
Когда мы входим в зал, они уже играют в баскетбол на одно кольцо. Второе кольцо заняли девчонки: у них сейчас нет урока, и они прямо в школьной форме бросают мячи в корзину. Двое ребят стоят у входа. У них освобождение от физкультуры, остается только следить за соблюдением правил. От них я узнал, что в школе обучаются дети не только из Сардаяла, но и из Сарды (села в паре километров от школы). Еще Платон рассказывал, что школьного транспорта нет — и, действительно, ребята добираются сюда своим ходом. Помимо автобуса дети мечтают о новой школе, которая должна появиться в 2017 году.
Урок пролетает незаметно. После звонка все дети как один выбежали из классов и устремились на улицу. В двух шагах от школы находится любимое всеми учениками место — столовая. Время обеда. Тяжелые деревянные столы и лавки, плотные клеенки с цветочными узорами. Здесь даже у стен какой-то особый оттенок, из детства. К умывальнику выстраивается очередь. Обедают все вместе, учителя и ученики за одним столом. Повара хорошо знают вкусы каждого из ребят: кому суп погуще, а кому почти один бульон. Овощи используют со школьного огорода, раньше делали свое варенье, но сейчас перестали — инструкцией запрещено. По особым дням здесь подают блины, которые в деревенской печи выпекает один из бывших сотрудников столовой. Звонок на урок — настолько громкий, что его невозможно пропустить, даже если находишься в здании столовой. Пора возвращаться.
Уже вечером, сидя на кухне дома у директора, я то и дело не выдерживаю и начинаю признаваться в любви сельской школе — такой фотогеничной и старомодной. Бирюзовые стены, пионерские знамена в музее, Родина-мать на плакате, запахи столовой, льняные передники и пилотки для уроков труда — все это складывается в удивительно душевную картину чего-то уходящего и по-настоящему прекрасного. Сельским жителям слушать восторги приезжего фотографа, наверное, приятно. Но им есть что добавить: крыша протекает, оборудование в кабинетах древнее, спортивного инвентаря не хватает. Учителя покупают мел, краску для принтера на свои деньги, а ремонт делают вместе с родителями учеников. Вспоминаю слова, с которыми карт Григорий Иванов обратился ко мне еще в самом начале нашей поездки: «Ты только обязательно все как есть напиши. Что новая школа нужна. Этот сруб уже полвека стоит. Детям нужна современная, теплая школа, чтобы не печью отапливалась».
Я представляю себе современное типовое здание средней школы. Стал бы я его снимать? Вряд ли. Но детям и учителям в таком будет лучше. Я рад, что успел сфотографировать уходящую натуру — и пусть уже скорее на ее место приходит новая.
